— Старик меня в Ленинград привёз. Выяснил в детский дом. Позже я выяснил, что он погиб в блокаду… Ты себе и представить не можешь, какое количество людям я на свете обязан. Всей моей жизни не хватит, чтобы расплатиться. Они про меня и забыли, возможно. Был таковой парнишка — Ромка-детдомовец. Был парнишка — Ромка-фезеушник. Из-за чего был?
Он имеется. Он на данный момент стал Романом Адамовичем.
Роман очень сильно толкнул камень ногой. Камень покатился по склону, покачался на самой кромке утёса и заскользил вниз, разламывая невидимые из этого кусты.
— Эй вы в том месте! — раздался сердитый окрик. — У вас что в голове?
Снизу из-за утёса показались два сухих кулака. Позже на гора вскарабкался пожилой человек в брезентовой куртке.
— Это ты толкаешь камни? — задал вопрос он у Павлухи. — Инструмент мне на данный момент чуть не сломал…
Роман встал, кашлянул.
— Это я, Виктор Николаевич… Виноват…
Пожилой человек взглянуть на обоих исподлобья, как-то смешно шевельнул щекой.
— А хоть бы и без того. Недоструганная какая-то молодёжь в наше время. У вас по три стружки в голове на брата… Сапоги какие-то напялил, ботфорты… Мушкетёр. — Он кивнул на Павлухины сапоги, извлёк из кармана серебристую коробочку, положил под язык громадную белую пилюлю, сообщил, причмокнув:
— Хорошо, камень на большом растоянии упал. Это я так, для острастки… О чём говорили.
— Так, — смущённо сообщил Роман. — Биографию Павлухе говорил.
Виктор Николаевич окинул мальчишку стремительным ухватистым взором.
— Это и имеется известный землепроходец? Мне ваша женщина про него говорила, Зина-секретарь…
А на другой сутки в квартиру Романа пришли: секретарь комсомольцев Зина, глава постройкома — пожилой человек и Игорь инженер-геодезист Виктор Николаевич. Шея у геодезиста была замотана шарфом, кожа на лице чёрная и жёсткая.
— Вот, — сообщила Зина, — Виктор Николаевич.
Геодезист кивнул, сообщив вместо приветствия:
— Вот так Павлуха. Сапоги-то, смотрите, какие конкретно. Мне бы такие. Крепкие сапоги. Мужская обувь.
— Виктор Николаевич в праве школьников к работе завлекать на протяжении летних каникул, — растолковал Игорь. Он смотрел на Павлуху с победной гордостью. А Зина, посмеиваясь, грызла сухарь, как будто бы это и не она привела ко мне Виктора Николаевича. — Жить станешь в общежитии, задаток на первых порах тебе выдадут, а уж дальше всё с Виктором Николаевичем. Он сейчас твой глава.
Собирай барахлишко, мы тебе койку продемонстрируем в общежитии, распоряжался Игорь. — Давай, Павлуха.
Павлуха взглянуть на Зину. Глаза у неё уже не были шершавыми, как в первоначальный раз.
— Ну, ты, основной шкет, — сообщила она.
Павлуха продолжительно тянул букву «с», а в то время, когда Роман сообщил за него благодарю, отвернулся.
Ночью Павлуха проснулся, взглянуть на часы. Из щелей в занавесках смотрело солнце. Оно падало на циферблат красным пятном.
Тёмные стрелки словно бы висели в воздухе, окружённые закорючками цифр.
Павлухе было неуютно под чистой простыней. Кровать не по росту. Помещение громадная и обнажённая.
Мутная лампочка у потолка. Дыхание дремлющих людей. И насмешливый храп из дальнего угла.
Павлуха забрался под одеяло с головой, стараясь дышать негромко, опасаясь ворочаться. Ночное солнце скользило за окном. Где-то на большом растоянии лязгал ковш экскаватора.
Под утро Павлуха прочно уснул. Какой-то сон промелькнул у него в мозгу, покинув чувство тревоги. Павлуха сжался в комочек, заполз под подушку и зачмокал губами.
— Поднимайся! — расталкивал его Роман.
Роман пришёл в общежитие прямо со смены. Он желал проводить Павлуху в новую судьбу.
— Пора, — сообщил Роман.
Павлуха быстро встал с постели.
В утренние часы помещение становилась тесной. Она заполнялась поясницами, крепкими лодыжками, хрипловатым гоготом и горячими мускулами. Жильцов было четверо, но по утрам они двигались шире, говорили громче.
С кровати наоборот спрыгнул лохматый юноша и, не открывая глаз, принялся делать зарядку. Позже он опять юркнул под одеяло, сообщил:
— Я роскошный сон видел. Мне лишь финиш доглядеть осталось.
Роман стащил с лохматого одеяло. Тот сел в постели, помигал глазами и сообщил, глядя на Павлуху:
— Неправильно, юноша. У тебя так как перёд позади.
Павлуха конфузливо проверил одежду.
Соседи смеялись. Роман также смеялся. Павлуха посмущался минутку и захохотал совместно со всеми.
— Умой лицо, — сообщил лохматый. — Спешит, словно бы получку дают.
В то время, когда Павлуха умылся, сосед накормил его хлебом с селёдкой, напоил чаем из алюминиевой кружки. Позже любой шлёпнул его по пояснице.
— Ну, Павлуха, будь!
— Известно, — пробормотал собственное непременное слово Павлуха.
Роман проводил Павлуху до конторы геодезистов. Сдал его с рук на руки Виктору Николаевичу. Также шлёпнул по пояснице и также сообщил:
— Будь, Павлуха…
Начинает человек новую судьбу и сам себе думается иным. И всё, к чему привык, что уже прекратил подмечать, также делается не таким простым. Как словно бы принарядилась почва, стряхнула с себя серую неинтересную пыль.
Обнажились другие, броские краски. Любой человек, если он не безнадёжно солиден, совершает это радостное открытие неоднократно в собственной жизни и неизменно с наслаждением.
Виктор Николаевич и Павлуха отмечали места для шурфов, проводили сложные съёмки, в которых Павлуха ничего не осознавал. Он ставил на отметках полосатые рейки, бегал с мерной проволокой и рулеткой. семь дней не приходили они с Виктором Николаевичем в посёлок, лазали по скалистым вершинам, по заросшим мхами и брусникой распадкам.
С сопок, куда они кряхтя, а время от времени и ползком затаскивали ящик с теодолитом[3 — Теодолит — инструмент, используемый при землемерных работах. ] и тяжёлую треногу, раскрывалась прекрасная панорама металлургического комбината: обогатительные фабрики, выстроенные на склонах белыми уступами, плавильный завод с таковой высоченной трубой, что кроме того с далека казалось, словно бы она проткнула небо и прячет в том месте собственную закопчённую маковку. По дорогам бежали автомобили, везли из карьеров руду. Красные автобусы.
светло синий автобусы. Улицы посёлка, прорубленные в сосняке. Флаг над поселковым Советом.
Не так долго осталось ждать посёлок станет городом.
Ещё была видна узкая тёмная речушка, по которой проходила национальная граница СССР и Норвегии.
Чужая страна за рекой ничем не отличалась от отечественной: те же сопки, редколесье, замшелые валуны, голубые озёра. И было необычно думать, что в том месте вторая жизнь, что люди в том месте говорят на втором языке. А в домиках с низкими крышами тревожат людей по ночам не понятные для нас думы.
Трудиться с Виктором Николаевичем было весьма интересно. Он знал, откуда взялись различные камни, для чего растут на камнях деревья, куда плывут облака, о чём кричат птицы. Он всё знал. Время от времени он сказал Павлухе:
— Мы с тобой сухопутные моряки. Ходим по свету, открываем новые почвы, новые дороги.
— Ну уж, — возражал Павлуха. — на данный момент ни одной новой почвы нипочём не открыть.
— А уж это ты кинь. Вот тут, к примеру, пять лет назад были обнажённые камни. Кроме того волки околевали тут от тоски. А на данный момент взгляни, какое веселье. Пейзаж без жилья лишь в золочёной раме оптимален.
Я, Павлуха, по этаким пейзажам ноги до колен истоптал.
Вечером они разводили костёр, вываливали на сковородку консервы. Виктор Николаевич сказал:
— По всему свету отечественный брат геодезист ходит, почву столбит. Мы с тобой дремать ложимся, а на
второй стороне почвы, может, двое проснулись, ланч себе готовят. Ты знаешь, что они на ланч едят?
— Не…
— И я не знаю. На той стороне почвы всё в противном случае. В том месте ни берёзок, ни сосен — целые пальмы.
Павлуха ложился около костра на сосновые лапы, смотрел в розовое небо.
Солнце тут не садится в июне — ходит по небу кругами, ночью задевает за вершины сопок калёным боком. Деревья тогда похожи на зажжённые свечи, а в распадках стынет тёплый солнечный шлак, играясь сизыми и пунцовыми красками.
«Эта почва не хуже, хоть тут и нет пальм, — думал Павлуха. — Виктор Николаевич радостный человек. Роман также радостный. И все тут радостные.
И погода стоит хорошая, как словно бы север отошёл к самому полюсу, но и в том месте его тревожат радостные люди».
Большое количество на земле радостных людей. Они не смеются постоянно, не пляшут без финиша, не горланят песен без передышки. Они просто идут на ход в первых рядах вторых.
С ними не утомишься и не замёрзнешь. В далеком прошлом уже стало известно, больше всех устают последние. А что касается погоды, она неизменно хороша, в то время, когда радостно у человека на сердце, в то время, когда ему некого опасаться, нечего стыдиться и незачем лгать.
Павлуха думал, засыпая у костра: «С получки денег мамке направлю. Роману дам за кормёжку. Я ему обязан.
В случае если останется, куплю себе рубаху в красную клетку. Может, Виктору Николаевичу мои сапоги подарить. »
Взбираясь на сопки, ночуя в распадках, Виктор Николаевич сосал время от времени громадные белые лепёшки из серебристой коробочки. Таких коробочек у него было пара.
Павлуха полюбопытствовал:
— Что это вы под язык кладёте, — может, витамин какой?
— Совершенно верно, Павлуха, витамин «Ю», специально для стариков, каковые не желают дома сидеть.
В тот сутки установили они на низкой горушке теодолит и желали было начать съёмку. Но по окончании полудня из расщелины наполз туман. Он набился в лощину, осел на волосах серым бисером, прилип к ладошкам и щекам.
— Ты не крути ничего, — предотвратил Павлуху Виктор Николаевич. Собьёшь прибор — снова полдня на ориентировку уйдёт.
— Что я, малолетка? Я наверно осознаю, — сообщил Павлуха.
Павлуха взглянуть на его истрёпанные ботинки. Задал вопрос, опустив голову:
— Виктор Николаевич, из-за чего вы меня на работу забрали?
— Крючок ты, Павлуха. И чего у тебя в носу свербит?
Он поднял Павлухину голову, посмотрел ему в глаза и сообщил:
— Я, Павлуха, одному человеку задолжал… Младшему моему сыну.
— Он погиб? — Павлуха задал вопрос в этот самый момент же пожалел об этом.
— Нет, из-за чего. Он живой… У меня их трое, сынов. Старший в Москве, в авиации. Средний в Калининграде — моряк. Младший… — Виктор Николаевич помолчал, как будто бы раздумывая, сказать либо нет.
Позже сообщил: — Младший в колонии.
Павлухе показалось, что туман сгустился, стало тяжело дышать.
— До шестого был отличник, — продолжал Виктор Николаевич — танцор… А позднее… Я тогда на Камчатке трудился. Старшие поразъехались. старая женщина-то от меня скрывала…
«Вы моего батьку на Камчатке не встречали?» — желал задать вопрос Павлуха. Промолчал и поразмыслил: «Отчего же всё-таки он меня на работу принял?»
Павлуха взглянуть на геодезиста. Тот сидел на пеньке, запрокинув голову. Он обширно открывал рот, как будто бы старался откусить кусочек тумана, позже внезапно повалился с пенька на землю.
грудь и Подбородок у него вздрагивали, как от редких ударов.
— Елки! — вскрикнул Павлуха, ринулся к ветхому геодезисту, дабы оказать помощь ему сесть.
Но Виктор Николаевич поднял руку и потряс головой: дескать, не трогай, я на данный момент сам…
Павлуха ползал около него на коленях.
— Виктор Николаевич, чего же вы. Виктор Николаевич, негоже так как так… — И внезапно крикнул: — Дядя Витя!
В то время, когда веки геодезиста прочно сомкнулись, выдавив две яркие большие слезы, Павлуха быстро встал и побежал к дороге. Шоссе проходило невдалеке от горушки. Ещё со склона Павлуха увидел пятнадцатитонный «МАЗ», груженный мешками.
— Находись! — закричал Павлуха и, расставив руки, ринулся наперерез зелёному самосвалу с быком на радиаторе.
Он споткнулся в собственных сапожищах, упал плашмя на дорогу. Его обдало горячим неприятным дымом. Машина пронеслась над ним и, скрипнув тормозами, бросив из-под шин острую щебёнку, остановилась.
Из кабины выскочил перепуганный шофёр. Он схватил Павлуху за волосы. Руки у него тряслись.
— Живой?
— Живой.
— Живой… Вот я тебе как смажу по ноздрям, — сообщил шофёр, набирая воздуху в лёгкие, и закричал: — Чего ты под машину лезешь! Без глаз. Дуракам везёт — между колёс упал…
Павлуха определил в водителе собственного лохматого соседа по общежитию. Он вцепился ему в рукав.
— Чего ты… Т-ты не махайся… Дядя Витя же…
— Племянник нашёлся. Драть тебя без передыха, дабы глаза промигались. — Лохматый залез в кабину, погрозил Павлухе кулаком, дал газ, и тяжёлая машина, дрогнув зелёным кузовом, покатила дальше.
— Находись!! — завопил Павлуха. — Находись!
Он опять побежал к горушке. Виктор Николаевич лежал на пояснице, подсунув руки со сжатыми кулаками под лопатки. Лицо его было серым. На нём быстро и холодно сверкала седая щетина.
В случае если цвет волос вправду зависит от соединения металлов, то в волосах Виктора Николаевича остался только чистый нержавеющий никель.
Павлуха схватил теодолит вместе с треногой. Колени его подгибались от тяжести. Он больше не кричал: «Находись!» Он расставил треногу среди шоссе.
— Сейчас станете… — бормотал он. — Натурально станете, бензинщики бесчувственные…
Машина остановилась. В кузове на скамьях последовательностями сидели пограничники, а у самой кабины торчали уши серой овчарки.
Из кабины на дорогу выскочил лейтенант с пистолетом в древесной кобуре, прицепленным к поясу.
— Ты чего тут среди дороги расставился? Колышкин! Трохимчук! Убрать треногу!
Из кузова выпрыгнули двое солдат. Пограничники спешили. Возможно, у них было крайне важное дело.
Предположительно, их нельзя задерживать. Но разве Павлуха думал об этом? Он закричал, ухватив офицера за пояс:
— Виктор Николаевич умирает! Геодезист. Его в поликлинику необходимо. Товарищ лейтенант !
— Это ты намерено треногу поставил, дабы машину остановить?
— Известно…
— Сименихин! — подойдя к машине, сообщил офицер. — Отправитесь с мальчишкой. Колышкин отправится с вами.
Из кузова выпрыгнул сержант с санитарной сумкой через плечо.
Машина рванулась с места, в этот самый момент же пропал её след, лишь запах бензина повис над дорогой.
Павлуха бежал, оглядываясь. Рядом шагали два воина в зелёных пограничных куртках с карабинами через плечо.
Виктор Николаевич лежал в той же позе. А около него на траве светлела коробочка со стариковским витамином «Ю».
Сержант поднял её, покачал головой.
— Валидол… — Он снял сумку, опустился на четвереньки и зашептал: на данный момент, папа, на данный момент…
Павлуха отвернулся, в то время, когда острая игла шприца воткнулась в руку Виктора Николаевича.
— Сейчас лишь осторожность, — сообщил сержант. — Слушай, мальчик, у вас найдётся палатка либо одеяло? Что-нибудь такое.
— Одеяло.
— Треногу необходимо разобрать, — сообщил солдат, — из неё носилки комфортно сделать. Отправимся, мальчик, за треногой. — Воин взвалил на плечи портфель, забрал серый ящик из-под теодолита и направился к дороге.
Источник: www.libtxt.ru
Ми-ми-мишки все серии подряд. Большой сборник 3 (серии 11 — 20) Мультики для детей.
Интересные записи
- Как открыть visa карту в узбекистане
- Характеристика основных этических категорий
- Кто финансирует справедливую россию
Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны:
-
Сколько стоит долг краткое содержание
какое количество стоит долг Почва тут глухая. Скалы. Искалеченные морозом деревья жмутся друг к другу. Они не скрипят на ветру, не жалуются. Они…
-
Погодин сколько стоит долг читать
какое количество стоит долг Почва тут глухая. Скалы. Искалеченные морозом деревья жмутся друг к другу. Они не скрипят на ветру, не жалуются. Они…
-
Погодин Радий Почва тут глухая. Скалы. Искалеченные морозом деревья жмутся друг к другу. Они не скрипят на ветру, не жалуются. Они немногословны, упрямы…
-
Сколько стоит слиток золота и как инвестировать в золото
Золото – это старейший эквивалент достатка, не утрачивает собственного значение и Сейчас. Несмотря на все падения и взлёты финансов и экономики, вопрос о…
-
Иван анисимов: «читаю клиентские отзывы на форумах»
Советник главы Абсолют банка Иван Анисимов, назначенный на эту должность месяц назад, в интервью Bankir.Ru поведал, на что он брал спонтанный кредит, о…
-
Появляется большое количество вопросов по поводу долгов. Как давать деньги взаймы? И более того, как взять их обратно? Фундаментальный принцип дабы…