Культурный шок: как предвестники 1917-го отразились в культурном наследии

- kbrbank

Творческие люди ощущают перемены в воздухе особенно остро. И не забывают о них продолжительнее. Революция случилась не внезапно, она продолжительно зрела и копила энергию.

Помой-му ничего необыкновенного не происходило. Но необычно было все Пара зарисовок о том необычном времени покинули Федор Владимир и Шаляпин Маяковский.

Федор Шаляпин (из книги «душа и Маска»)

Мне передавали, что первые дни войны позвали в Санкт-Петербурге большой патриотический подъем. Говорили о глубоком впечатлении, которое на столицу произвело выступление в первые битвы блестящей императорской гвардии.

В газетах об этих несчастьях информировали деликатно, и десятки тысяч переделывались в простые много. Нули куда-то исчезали

Я приехал существенно позднее и не увидел ни энтузиазма, ни уныния. Все шло как словно бы своим чередом. Магазины торговали, кареты разъезжали, дуговые фонари освещали Морскую. Театры трудились радостно и были переполнены.

И лишь время от времени те либо иные слухи тревожили общество. То это были официальные и громкие известия о победах, то из уст в уста шепотом передавались проникавшие в столицу известия о несчастьях армии. Говорили о смерти в Мазурских озерах двух корпусов, в противном случае становилось известным, что в каких-то лесах в двухдневном бою было стёрто с лица земли пара десятков тысяч русских воинов…

В газетах об этих несчастьях информировали деликатно, и десятки тысяч переделывались в простые много. Нули куда-то исчезали. Стало слышно, что не достаточно снарядов, и что несчастной армии, офицерам и солдатам приходится время от времени встречать наступающего неприятеля открытой грудью в прямом и самом ужасном смысле этого слова… без сомнений, большое количество доблести и крепости проявляли русские на бессчётных фронтах.

без сомнений да и то, что и в тылу война пробудила в людях большое количество жертвенности и благородных чувств жалости.

Но, как это постоянно бывает, достаточно обширно разлился в столицах и ужасный, бахвальствующий словесный патриотизм, часто пьяный. Сидит у Кюба и вкусно обедает этакий патриот собственного отечества. Он уже отведал большое количество разных марок и чуточку осовел. В зале играется в красных камзолах румынский оркестр. Румыния нейтральна, и отечественный патриот очень этим раздражен.

И вот легко пошатываясь, с сигарой в руке он приближается к эстраде и, прищурившись, неуважительно ожидает, пока музыканты закончат номер. И в то время, когда замолкли жидкие аплодисменты обедающих, господин с сигарой делается в ораторскую позу, пялит глаза на дирижера и неповоротливым языком, икая, вопрошает:

— В то время, когда же вы, наконец, сволочи, вы… выступите?!

В то время, когда же Румыния в войну вступила и на первых порах, к сожалению, потерпела какое-то поражение, то тот же тип, так же икая и без того же тупо смотря на инструменты, вносит в собственную патриотическую реплику вариант:

— Ну что, выступили, сволочи?!

В Санкт-Петербурге и Москве в это же время с каждым днем становилось все неинтереснее и унылее. Для успешного ведения тяжёлой войны нужно было «единение царя с народом», как тогда говорили. Дума билась приложив все возможные усилия, дабы это единение наладить.

А где-то в высших сферах чёрные интриги близоруких царедворцев пропасть между народом и царём все больше углубляли.

Все ощущали, что надвигается какая-то гроза, которую никто не решался именовать революцией, по причине того, что не вязалось это никак с войной. Что-то должно случиться, а что именно — никто не воображал себе этого светло. В политических кругах открыто и быстро потребовали смены непопулярного правительства и призывали к власти людей, пользующихся доверием страны.

Но как назло, непопулярных министров сменяли у власти министры еще более непопулярные.

В городе стали говорить, что война неудачна вследствие того что при дворе завелась измена. Любимца двора, необычного человека Григория Распутина, молва признала германским агентом, толкающим царя на сепаратный мир с Германией. Раздражение было так громадно, что молва не пощадила самоё царицу. по поводу данной больной и несчастной дамы распространялись самые нелепые рассказы, каковые обнаружили веру.

Говорили, к примеру, что она сносится с Вильгельмом II «по прямому проводу» и выдает ему национальные тайны. Воины на фронте вычисляли плохой приметой приобретать из рук царицы георгиевский крестик — убьет германская пуля…

Сейчас пришел в один раз в мой дом секретарь Распутина с поручением от «старца». Не застав меня дома, он передал моей жене, что Распутин хочет со мною познакомиться и задаёт вопросы, как мне приятнее — приехать к нему либо принять его у себя? Желание Распутина меня весьма поразило.

Что ему от меня необходимо было, я не осознавал. Он, должно быть, вычислял легко неудобным, что такие две знаменитости, как он и я, между собой незнакомы… Так как я слышал, что данный человек не редкость неотёсан в обращении кроме того с влиятельными людьми, то знакомство это меня не прельщало. Сообщит он мне какую-нибудь грубость либо что-нибудь обидное, я так как сообщу ему что-нибудь еще полновеснее, и дело, пожалуй, кончится дракой.

А драться с людьми без крайней необходимости по большому счету не очень приятно, особливо с людьми, обласканными при дворе. От встречи я под каким-то предлогом отказался.

Скоро я услышал, что во дворце Юсупова случилась драма. Кто-то кого-то кусал, кого-то зашивали в мешок и с камнем на шее спускали в Неву. Это убили Распутина.

Выпал один кирпич, и все строение упало. Не весьма прочно, значит, оно держалось

Возможно, данный факт еще более укрепил вывод народа, что при дворе таится измена: ее, мол, увидели, признали и за нее отомстили люди, родные к царю. Значит, все, что говорили,— правда! События стали развёртываться со ужасной быстротой. В столице не хватало продовольствия, появились хвосты, в которых люди передавали друг друга возмущением. Заволновались воины в казармах.

Какой-то воин убил в строю офицера. Вышел из повиновения целый полк. Не стало императорской армии.

Выпал один кирпич, и все строение упало. Не весьма прочно, значит, оно держалось.

Не забывайте: в 1916 году из Петрограда провалились сквозь землю прекрасные люди.

Из окна моего дома я заметил огромнейшие клубы дыма. Это горел подожженный толпой Суд. Началась революция. Народ, представители армии, флотские люди потянулись к Госдуме, где приобщались к революции. С царем говорил фронт. Столицы зашумели в невообразимом нервном напряжении.

Закружило. На маленькой станции железной дороги между Петербургом и Псковом, которой какой-то неизвестный пророк дал когда-то символическое имя «Дно», царь отрекся от престола…

Культурный шок: как предвестники 1917-го отразились в культурном наследии

Владимир Маяковский

Надоело

Не высидел дома.

Анненский, Тютчев, Фет.

Снова,

тоскою к людям ведомый,

иду

в кинематографы, в трактиры, в кафе.

 

За столиком.

Сияние.

Надежда сияет сердцу глупому.

А вдруг за чемь дней

так изменился россиянин,

что щеки сожгу огнями губ ему.

 

С опаской поднимаю глаза,

роюсь в пиджачной куче.

«Назад,

наз-зад,

назад!»

Ужас кричит из сердца.

Мечется по лицу, неисправим и скучен.

 

Не слушаюсь.

Вижу,

вправо самую малость,

неизвестное ни на суше, ни в пучинах вод,

старательно трудится над телячьей ножкой

таинственнейшее существо.

 

Смотришь и не знаешь: ест либо не ест он.

Смотришь и не знаешь: дышит либо не дышит он.

Два аршина безлицого розоватого теста!

хоть бы метка была в уголочке вышита.

 

Лишь колышутся спадающие на плечи

мягкие складки лоснящихся щек.

Сердце в исступлении,

рвет и мечет.

«Назад же!

Чего еще?»

 

Влево наблюдаю.

Рот разинул.

Обернулся к первому, и стало в противном случае:

для заметившего вторую образину

первый —

воскресший Леонардо да Винчи.

 

Нет людей.

Осознаёте

крик тысячедневных мук?

Душа не желает немая идти,

а сообщить кому?

 

Ринусь на землю,

камня корою

в кровь лицо изотру, слезами асфальт омывая.

Истомившимися по ласке губами

тысячью поцелуев покрою

умную морду трамвая.

 

В дом уйду.

Прилипну к обоям.

Где роза имеется ласковее и чайнее?

Желаешь —

тебе

рябое

прочту «Простое как мычание»?

 

              Для истории

 

В то время, когда все расселятся в раю и в аду,

почва итогами подведена будет —

не забывайте:

в 1916 году

из Петрограда провалились сквозь землю прекрасные люди.

От «Катеньки» к свастике, либо Финансовая эволюция напротив История наличных денег в Российской Федерации начала XX века необычна, стремительна а также в чем-то трагична. По окончании непродолжительного, но столь блестящего периода расцвета денежной совокупности пришла разруха. К 1917 году было стёрто с лица земли все: и российский золотомонетный стандарт, и платежеспособность денег, и, пожалуй это самое печальное, доверие населения к наличным.

Банки незадолго до революции Поступательному экономическому развитию в Российской Федерации, другими словами планомерному, четкому, размеренному, без чумы и потрясений, все время что-то мешает. А финансовая система — отражение экономического развития, исходя из этого и денежный рынок у нас начинается в режиме хронического землетрясения.

Иллюстратор: Ольга Манолова

Революционные волнения в Петрограде. 1917 год

Интересные записи

Похожие статьи, которые вам, наверника будут интересны: